Детство- это намного интереснее.
читать дальше
«Легенда детства.
Ритуал.»
Вонь. Невыносимая вонь маршировала по улице. Солнце плавило трупы собак, а они дарили городу вонь.
Повсюду. На обочинах дорог. Огородах заброшенных домов. В носу у прохожих.
Помню рыжего, лохматого пса, с прогрызенной мордой и проеденным червями брюхом.
Черного Дуная у газовой будки, с перебитыми лапами.
Огромного волкоподобного монстра, с купированным хвостом, мирно отдающего свою плоть на пиршество белым паразитам.
Зеленые кусты прикрывали беременную женщину, а ветер разносил звук вырывающейся из ее организма пищи. В оранжевом платье, большим животом и черной сумочкой- она вытирала носовым платком рот и убирала растрепанные волосы с мокрого лица.
Люди морщились, закрывали носы, отворачивались, задерживали дыхание, ускоряли шаг- но тошнотворная жара догоняла их, хватала за легкие, оседала на одежде.
Ад. А для нас это был праздник- время похорон. Каждый вечер мы ждали- готовились.
Мы сидели на дороге и смотрели в даль улицы. Бегали домой- смотрели на часы и неслись назад. Чумазые, в пыли. В цветных сарафанах и сбитыми коленками. Сидели и ждали. Мы ждали мужчину в синих джинсах, клетчатой рубашке и сумкой через плечо.. ждали могильщика с небесно-голубыми глазами- моего отца.
Глаза горели, и мы прыгали вокруг дома, добивали коленки и ждали…пока придет вечерняя прохлада и отец выйдет, надевая старые рабочие рукавицы, пропахшие соляркой, и пойдет в сарай за лопатой.
Ни секунды не пропустить. Следовать мимо парника, огуречных грядок. Смотреть, как выбирает инструмент в темноте помещения. Слушать, как лязгают грабли и тяпки.
А потом по росе к болоту. К болотистой помойке, где строятся коттеджи, растет репейник. К болоту, из которого весной хватаешь лягушачью икру и перекатываешь мокрое желе через пальцы, где выводятся на свет комары, а летом вода зарастает тиной и пахнет гнилью.
Там и было кладбище бездомных животных. Кладбище на консервных банках, порванных тапках и пакетах из-под печенки. «Святая» земля, поросшая мелкой травой, прошитая тропинками, по которым можно срезать до магазина.
Лопата врезалась в землю- мужчина в замасленных рукавицах очерчивал месяцами братскую могилу для дворового удобрения.
Мы стояли сбоку, с растрепанными косичками- смотрели.
Керзовый сапог давит на лопату- лопата на землю. Треск разорванных корней, скрежет металла об обломки кирпичей…Земля открыла темную пасть, с языками истлевшего черного полиэтилена.
Весной там цвела сирень, отдыхали алкоголики, распивая «Чернило»; пели большие зеленые кузнечики- так противно забираясь своим стрекотом под кожу, скрипели на зубах, бегали по телу табунами холодка; лежал черный монстр.
За задние лапы легче всего. Занимательно. Черные лапы в руках- резкий рывок и тело начинает двигаться.
Вонь. Сладкая вонь. Не противно. Как будто съел кусочек сладкого хлеба.
Мы так смеялись, когда огромная голова с серыми мутными стеклами прыгала по кочкам, раскидывая своих белых пассажиров. А они убегали: сначала сжимались, делаясь толстыми и неуклюжими, а после растягивались, обнажая свои черные морды.
От газовой будки отходило множество труб. Желтых. Больших. Маленьких. С кранами, которые никогда не удавалось открутить. Зимой трубы покрывались тонкой корочкой льда и мы играли в «Форд Боярд»- пройти по трубе и не упасть.
Лопата подцепила Дуная, несколько резких рывков и он на троне, свесив голову. Темный, разбавляющий синее вечернее небо.
Не верилось, что еще вчера мы бегали за ним, дергали за хвост, выносили ему хлеб и специально припрятанный кусок колбасы.
Рыжий лежал недалеко от ямы- такой мягкий и хрупкий, нажмешь немного сильнее и он рассыплется как спаленная бумага.
Тогда мы пели глупые песенки, собственного сочинения: « А собака все бегал и махал хвостом. А потом он взял и умер. А теперь он лежит. Он хвостом не машет. »
Мы придумывали историю, в которой три собаки живут в большом трехэтажном доме: Они бегали где-то, каждая собака ходила на работу, а теперь они все пришли домой, поели и легли спать. Черный спал снизу, на нем Дунай, а на верхнем этаже спал рыжий. Папа, мама и их маленький ребенок…
Уже было темно. Земля закрывала дом маленькой семьи. А мы стояли и говорили, что собаки просто закрывают двери и занавешивают окошки. Мы сравнивали это с мультфильмом «Жил был пес»: на хуторе гаснут огни в домах. И вот гаснет в последнем … темнота.
Лопата вносит заключительные штрихи в создании крыши подземного Дома. Могильщик втаптывает ногой землю. Все кончено.
Нам уже надо идти домой- отец закончил свое дело. Но Праздник же не может быть закончен вот так. Мы скачем и просим, чтобы нам разрешили погулять еще полчаса.
Мы смотрели вслед уходящему могильщику. Теперь мы ждали не его прихода¸ а того, когда за ним закроется дверь и мы останемся одни.
Мы доставали припрятанные днем бутылки из под вина из кустов. Начинался наш обряд. Робкий и странный. Мы перешептывались и хихикали. Старались сделать серьезные лица и выглядеть расстроенными.
Фонарь светил как раз на то место, где вырос новый островок свежей земли. Помню трепет и небольшой испуг от собственной тени.
Помню, что подружка начинала читать какую-то молитву: Господи… прими этих собак в свой мир. Пусть им будет очень хорошо. Их тела будут лежать под землей… а они будут с тобой… пусть успокоятся их души… Аминь.
Было так странно. Мы стояли сложив руки на животах. По голым плечам пробегал липкий холодок.
После молитвы был похоронный марш. Я била в бутылки: там там татам там татам татам татам… а подружка ходила вокруг могилки и махала веткой репейника.
Там там татам там татам татам татам…
Было немного страшно. Мы стояли тихо и смотрели. Тихо… мы молчали, совсем не хотелось смеяться и шутить. Минуты молчания.
Дул легкий ветерок. Воображение рисовало образы: глаза в кустах, странные шорохи, движущие тени закопанных собак.
Наши дома стояли через дорогу от болота. Мы бежали, открыв рты, запыхавшись, на перегонки. Мы боялись оказаться позади. Казалось, что сейчас должно произойти что-то страшное. Как в тех фильмах, которые родители не разрешали смотреть, но которые подсматривали через щелку в двери.
Быстрое «пока» и в дом, чтобы не успела ухватить за ногу костлявая рука или чтобы не увидеть злую грязную морду собаки с кладбища домашних животных.
Утром, еще не жарким, но душным, мы лазали по заброшенному огороду и собирали цветы. Желтые, красные, синенькие, много травы и листья. Ломали ветки лозы.
Мы делали крестики- три крестика из лозовых веток. Обвивали их вьюном с белыми цветочками. Ставили крестики в ряд. Выкладывали цветочками и листиками узоры. Такие серьезные. Наверное, с какими-то знаками.
Три узора, три крестика, три букетика.
Мы сидели возле могилки и сочиняли грустные песенки: они уходят в небо, они прыгают по облакам… стоят их будки, висят их поводки… и в миску им не принесут с утра еды… не почешут им за ухом… они уходят в небо… они прыгают по облакам…
Сидели, поджав под себя ноги, и протяжно исполняли свои песенки. Тогда мы хотели стать певицами и сочинять оды ушедшим из этого мира. Так серьезно обсуждали, что надо найти себе музыкантов- распределяли роли, кто что будет делать. Собирались писать стихи. Строить сцену. Обсуждали, где мы будем брать доски и у кого есть гвозди.
Жара снова опускалась на город. Люди спешили домой. В тень. К холодильнику с холодным спасением.
А по улице шла женщина в цветастом сарафане. Волосы были завязаны лентой. На ноги накинуты коричневые туфли с загнутыми пятками.
Мы смотрели на нее внимательно. А она спросила про рыжего пушистого песика, сказала, что его зовут не стандартно для собаки- Пушок, что он пропал 4 дня назад, что она не может его найти. Мы смотрели на нее внимательно. Сказали, что мы никогда его не видели. Она ушла. Мы долго смотрели ей в след и успокаивали себя тем, что она его найдет.
А ночью пошел дождь. На улице слышались радостные разговоры соседей. На траве были огромные капли. В воздухе стоял ужасающий запах озона и выползших наружу дождевых червей.
Крыша собачьего Дома просела. Покрылась кратерами. А на желтых цветах блестели грязные слезы земли.
А нам было уже все равно. Мы прыгали в резиночки и шутили, ругались из-за мелочей и дрались.
Люди радовались ночному дождю. Ветер разносил новые запахи в дома. По улице шла молодая и красивая женщина с большим животом.